Телесериал «Кармелита», повествующий о любви во всех ее проявлениях – страсти, жертвенности, беспощадности и губительности – вызвал у российских телезрителей огромный интерес. Его популярность превзошла все ожидания, зрители просто не хотели расставаться с полюбившимися героями. Это побудило телеканалы «Россия» и ИД «Гелеос» издать книгу с одноименным названием. Роман «Кармелита» будет опубликован в пяти томах. Первая книга, имеющая название «Кармелита. Роковая любовь» уже начала продаваться по всей России.
Автором литературной версии «Кармелиты» является талантливый беллетрист Олег Кудрин. Мы взяли интервью у молодого писателя, в котором он рассказал поклонникам «Кармелиты» об особенностях перевода телевизионного действа в литературное произведение.
– Олег, вы сами смотрите сериалы?
– Нет, не смотрю. За крайне редким исключением. И так получается, что исключения эти, как правило, российские – благодаря Валерию Тодоровскому. В первую очередь это – «Идиот». Читать Достоевского я, вообще-то, не могу, но фильм в исполнении гениальных Миронова и Чуриковой не смотреть нельзя. Потом можно назвать «Тайгу». Тут уж я прилипал к экрану, поскольку люблю робинзонаду с детства. Всю жизнь мечтал побывать в Сибири. Ну и «Бригада», конечно. Все актеры – супер: Безруков, Панин, четверка «мушкетеров». Это не требует комментариев. И вот теперь – «Кармелита». Человеку, который занят переложением фильма в роман телесериал смотреть категорически противопоказано.
– В чем состоит различие между телефильмом и литературной новеллой?
– Роман и телесериал – это два абсолютно различных жанра. У них все разное: законы, структура, темп, ритм. Качественный сериал – особенно мелодраматический, «мыльный» – построен как буддийская книга, втягивающая тебя словно водоворот. Он должен состоять из циклов разного размера и масштаба. Основной цикл – это «приближение-отдаление» героев, образующих главный любовный треугольник. Это напоминает годовой цикл природы на нашей Матери-Земле. «Приближение» – это весна-лето, «отдаление» – осень-зима. На этот цикл накладываются другие циклы – более мелкие и менее длительные.
Роман же, подобно всякому литературному произведению, должен иметь один цикл – завязка, развитие, кульминация, развязка. Поэтому я творю в книге свою собственную Вселенную, называющуюся «Кармелитой». И приходится это делать так, чтобы не уязвить чувств зрителей сериала и не выглядеть совсем глупо в глазах читателей.
Некоторые циклы, играющие второстепенную роль, приходится отрезать – как ветки деревьев весной. Затем определяются главные события сюжета. Здесь приходится принимать решение о том, насколько начало очередного тома соответствует его финалу. («Кармелита» ведь должна стать отечественным вариантом известной «Анжелики»). Для этого соответствия пришлось придумать прабабушку Лялю-Болтушку, которой в сериале нет. Нужно определиться с тем, какие сюжетные линии получат разрешение (хотя бы временное) в этом томе, а какие – останутся неразрешенными. Эта задача переносится в следующий том.
И вот теперь пишется книга. Некоторые диалоги или их фрагменты, которые были в фильме, я оставляю. Иногда это занимает больше времени, чем если бы я писал заново. Но без этого не обойтись. Литературная версия не может не иметь связи с сериалом. Иначе первооснова отомстит. В книге должны быть родимые пятна сериала, по которым зритель-читатель время от времени будет узнавать родные фразы, которые он слышал в сериале. А с другой стороны – нельзя покорно следовать за сериалом. Поэтому некоторые сцены – и даже целые серии – приходится убирать. Почему? Потому что есть моменты, когда законы романного жанра полностью противоречат законам сериалов. Иногда режиссеру требуется резкий киножест, киновираж. На телеэкране это выглядит очень эффектно. Но в романе, будь оно повторено совершенно идентично, это будет выглядеть нелогично и глупо, даже дико. В подобных случаях приходится придумывать иные события, по-другому обосновывать действия героев.
– Телезрители, смотрящие сериал, видят картину, созданную режиссером и актерами. Что представляете себе вы, создавая книгу?
– Я не представляю, я живу жизнью своих героев. Для меня главным является принцип Станиславского: «Ищи в хорошем – плохое, в плохом – хорошее». Я люблю героев сериала. Всех, даже самых мерзких из них. Любить Максима, Кармелиту или Миро – легко. А попробуйте относиться с симпатией к Игорю, Тамаре, Рычу, Форсу. Так, чтобы их счастье стало твоим счастьем, а их горе – твоим горем. Но без этого – нельзя. Без куража и любви в мире ничего не делается.
Еще один важный момент – географическая привязка. Отталкиваясь от фамилии Зарецкого, я решил перенести действие на берега великой русской реки. В сущности, книга «Кармелита» является эпосом. И если действие в нем происходит у реки (это как раз оговорено вполне определенно), то рекой должна быть именно Волга.
Знаете, я уверен, что придет время, когда в нашей стране будут ставить мюзиклы «Кармелита» – с отличными песнями из телесериала. И их режиссеры сами будут решать, оставлять им Максима живым или нет. И Барби будет вытеснена куклой Кармелитой.
– В вашем романе широко представлен быт цыган и их традиции. Откуда вы знаете обо всем этом?
– Увы. О цыганском мышлении, мировоззрении и быте хотелось бы узнать намного больше. Однако приходится пока обходиться теми знаниями, которые есть. Я внимательно читал сказки и фольклор. Немало перечитал работ дочери и отца Деметеров, Бессонова, прочих авторов. Очень пригодились мои детские воспоминания о цыганах. У нас, одесских детей, слово «цыган» ассоциировалось всегда с несколькими вещами. С огромным петушком-леденцом на палочке. С шепотом возле «привоза»: «Жувачка, тушь, тушь…». С яркими огромными шариками на 7-ое ноября и 1-ое мая. Моя семья жила на Шкодовой горе в Одессе. Это район частных застроек. С нами рядом жила цыганская семья. Муж – слепой – и его невероятно красивая жена. У нас говорили, что это было решением цыганского барона. Если уж жизнь наказала мужчину слепотой, тогда пусть наградой ему станет самая красивая девушка в качестве жены. Нам такая логика казалась лишенной смысла. Зачем слепому такая красота, он же ее все равно не видит.
Есть еще одно яркое «цыганское» воспоминание. Уже взрослое. Как-то я возвращался домой из другого города. Было сложно с билетами и мне удалось достать только верхнюю боковую полку в плацкартном вагоне. Рядом располагалась молодая цыганка со своей матерью – больной и старой женщиной. У них тоже билеты были на верхние полки. И ни один человек из всего вагона не хотел уступить им нижнюю полку. Из-за этого был страшный скандал. Заботясь о матери, молодая цыганка слала всем в вагоне страшные проклятия. Почти весь вагон ругался с цыганами. А мне было страшно стыдно. Как можно так относиться к больным и старым людям?!
